![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
haydamakРоскошью в начале 90-х было достать сыр. За ним приходилось ездить по всему Киеву, али водить знакомства с завскладом при заводской столовой - в ход шли попеременно оба варианта.
Сыр был скрипучий, плотный, с пластмассовыми цифрами, смутно расплывающимися под сырной шкурой как армейская татуировка, сделанная канцелярской тушью да булавкой.
Мы с Женей, прежде чем его съесть, любили из него вырезать всякое.
Женюша, со свойственной ему недетской аккуратностью, орудуя ножом как скальпелем, вырезал волнистый ремень для наказаний нерадивых, буквы, подковы.
Я же вырезал треугольник, утверждал, что это игрушечный Бермудский треугольник и заслуженно гордился полётом своей образной фантазии.
Иногда невероятно везло, к сыру доставался ещё и багет - длинный и хрустящий.
Мы с Женей били им друг друга по голове, ударенный музыкально приговаривал при этом "ту-у-уннн!", имитируя долгий и пустой колокольный звук.
Это было безумно весело, мы ржали как придурошные.
Потом стало и вовсе привычкой друг друга чем-нибудь несильно стукнуть по голове - рулоном ватмана, резиновым надувным крокодилом - издать при этом "ту-у-уннн!" уже дело рефлекса - произносили это чуть ли не просыпаясь.
Как-то ехали мы в конце весны к бабушкам - Женя в Днепропетровск, я в Донецкую область, до Ясиноватой. Одним поездом, Женя только сходил раньше.
С нами в купе ехал интеллигентный вьетнамец-студент, учился в Донецком меде.
Мы с Женюшей, как и прежде, колотили друг друга по голове, приговаривая обычное, а вьетнамец то вздрагивал, то переспрашивал.
Вскоре выяснилось, что его зовут Тун. Причем наше "ту-у-унн!" нараспев точно повторяло оригинальный вьетнамский прононс, воспроизвести который любые инородцы были не в силах.
Мы с Женюшей, как люди интеллигентные, несколько обескураженные столь неожиданным совпадением, постарались свести тунканье к минимуму, что было очень сложно. И даже потом, много спустя с той поездки, с легкой шутливой досадой поминали вьетнамца - из-за которого нам пришлось на всю поездку отказаться от любимой игры.
Но, с другой стороны - не будь такого совпадения, так и не запомнился бы мне Тун, с его скромными глазами, мяукающим голосом и предельно деликатными (явно выходец из образованной семьи) манерами.
Даже не отказался бы узнать его судьбу из любопытства, но как его теперь разыщешь, по такому-то имени. Не говоря уж об архивах Донецкого меда.
Сыр был скрипучий, плотный, с пластмассовыми цифрами, смутно расплывающимися под сырной шкурой как армейская татуировка, сделанная канцелярской тушью да булавкой.
Мы с Женей, прежде чем его съесть, любили из него вырезать всякое.
Женюша, со свойственной ему недетской аккуратностью, орудуя ножом как скальпелем, вырезал волнистый ремень для наказаний нерадивых, буквы, подковы.
Я же вырезал треугольник, утверждал, что это игрушечный Бермудский треугольник и заслуженно гордился полётом своей образной фантазии.
Иногда невероятно везло, к сыру доставался ещё и багет - длинный и хрустящий.
Мы с Женей били им друг друга по голове, ударенный музыкально приговаривал при этом "ту-у-уннн!", имитируя долгий и пустой колокольный звук.
Это было безумно весело, мы ржали как придурошные.
Потом стало и вовсе привычкой друг друга чем-нибудь несильно стукнуть по голове - рулоном ватмана, резиновым надувным крокодилом - издать при этом "ту-у-уннн!" уже дело рефлекса - произносили это чуть ли не просыпаясь.
Как-то ехали мы в конце весны к бабушкам - Женя в Днепропетровск, я в Донецкую область, до Ясиноватой. Одним поездом, Женя только сходил раньше.
С нами в купе ехал интеллигентный вьетнамец-студент, учился в Донецком меде.
Мы с Женюшей, как и прежде, колотили друг друга по голове, приговаривая обычное, а вьетнамец то вздрагивал, то переспрашивал.
Вскоре выяснилось, что его зовут Тун. Причем наше "ту-у-унн!" нараспев точно повторяло оригинальный вьетнамский прононс, воспроизвести который любые инородцы были не в силах.
Мы с Женюшей, как люди интеллигентные, несколько обескураженные столь неожиданным совпадением, постарались свести тунканье к минимуму, что было очень сложно. И даже потом, много спустя с той поездки, с легкой шутливой досадой поминали вьетнамца - из-за которого нам пришлось на всю поездку отказаться от любимой игры.
Но, с другой стороны - не будь такого совпадения, так и не запомнился бы мне Тун, с его скромными глазами, мяукающим голосом и предельно деликатными (явно выходец из образованной семьи) манерами.
Даже не отказался бы узнать его судьбу из любопытства, но как его теперь разыщешь, по такому-то имени. Не говоря уж об архивах Донецкого меда.
