Фильм сходу напоминает детектив - в уединенном шале, во Французских Альпах, где живет пара, известная писательница и ее муж-преподаватель, их сын-подросток и собака, муж оказывается лежащим на снегу мертвым, с разбитой головой, выпав из окна.
И невозможно понять, было ли это убийство, самоубийство или несчастный случай - на каждую из версий не хватает ни доказательств, ни опровержений.

Однако детективный сюжет уходит постепенно на второй план. Заявленный "триллер" также оборачивается не саспенсом, то есть ожиданием ужаса, которое, как сформулировал мэтр жанра Альфред Хичкок, является страшнее самого ужаса, а ощущением натянутого напряжения, похожего на пусть не острую, но выматывающую зубную боль.

То, что поначалу может показаться детективом и триллером, в итоге оказывается напряженной судебной драмой - жанром, в котором традиционно сильны американцы, но французская режиссёрка Жюстин Трие добавила в жанр еще особые европейские черты, и драмой психологической.
Как прекрасно сформулировал один из рецензентов - дело об убийстве, в котором брак - главный подозреваемый.
И да, в котором брак действительно оказывается убийцей - вне зависимости от способа совершения. Было ли это убийство, самоубийство или несчастный случай на общем семейном фоне - становится уже не существенной деталью.



В фильме очень убедительно показан семейный ад - внешне скрывающийся за фасадом семейного рая.
Бесподобные Альпы, увидать которые - мечта миллионов, не говоря уж о том, чтобы средь них в собственном шале жить, показаны, однако, словно глазами главной героини - постылыми, угнетающими, одинокими.
Ощущение чужеродности главной героини также блестяще подчеркивается языковыми пропастями - она, немка, замужем (на первых же минутах фильма обращающаяся вдовой) за французом, в семье, в качестве компромисса, говорящая по-английски, не владеет французским языком в мере, достаточной для выражения всех чувств и мыслей - в то время как судебный процесс, в котором она подозреваемая, идет на французском.
Постоянная темница, в которую она, заложница, беспомощно попадает, играя в языковую чехарду, становится очень классной деталью, излишне актуальной для многих, сталкивающихся с трудностями понимания лоскутной Европы.

Иногда фильм начинает показываться словно глазами ее сына-подростка, инвалида по зрению, в мире которого большую роль играют звуки.
А начинается фильм и символически заканчивается глазами собаки - безмолвного, но внимательного свидетеля. Который, однако, не может выступить в суде - ни в защиту обвиняемой, ни в защиту погибшего.

Фильм достаточно долгий, но при этом, даже при сильной лаконичности выразительных средств (а, вероятно, и благодаря этому) смотрится в одном потоке. Оканчиваясь, когда начинаешь сопереживать всем персонажам драмы, когда действительно уже хочется ворваться в зал суда, в котором полоскают фрагменты несчастной семейной жизни, и призвать к милосердию. К отпущению всех грехов. Ибо - какой мерой меряете вы - такой ведь отмерится и вам.
Как там говорила великая европейка, гуманистка и христианка, нежно любимая мною Туве Янссон - жизнь и без того тяжелое испытание, зачем же наказывать людей, прошедших его? Человек должен уповать на что-то, в этом весь смысл.

Этим, мне видится, фильм и заканчивается. Что нельзя назвать хэппи-эндом, но можно назвать состоянием долгожданного покоя. Ощущением этой чуть знобящей зимней пустоты, настигающей после пережитого горя. Когда можно, как героиня, обнять верную собаку, все так же неотрывно глядящую за неуклонно капающей жизнью, и уснуть. Просто уснуть.

"Министерство шаурмы" реализовало ту задумку, которую, убежден, вынашивали многие из тех, кто путешествовал по миру - собрать в одном месте разные рецепты шаурмы из разных стран.



( Киев, Тель-Авив, Каир, Лион, Стамбул, далее везде )

Париж (часть 1) - вечный город
Париж (часть 2) - русский Париж
Париж (часть 3)
Париж (часть 4) - по залитым дождем тротуарам. Фото самых красивых мужчины и женщины когда либо мною виданных
Париж. Вечный город
Париж. Пирамида Лувра
Париж. Лувр
Париж. Город принятого внутреннего мудака
Париж. Наш ответ Чемберлену
Парижик

Как истинный гордый потомок махновцев, учу французский по специфическим песням.
Я и так гайдамачьи песни любил спiвати, а сейчас еще и делаю это по-французски



Makhnovtchina, Makhnovtchina
Tes drapeaux sont noirs dans le vent
Ils sont noirs de notre peine
ils sont rouges de notre sang

Par les monts et par les plaines
dans la neige et dans le vent
À travers toute l'Ukraine
se levaient nos partisans

Au Printemps les traités de Lénine
Ont livré l'Ukraine aux Allemands
A l'automne la Makhnovtchina
Les avait jeté au vent

L'armée blanche de Denikine
est entrée en Ukraine en chantant
Mais bientôt la Makhnovtchina
l'a dispersée dans le vent

Makhnovtchina, Makhnovtchina
Armée noire de nos partisans
Qui combattait en Ukraine
contre les rouges et les blancs

Makhnovtchina, Makhnovtchina
Armée noire de nos partisans
Qui voulait chasser d'Ukraine
à jamais tous les tyrans

Makhnovtchina, Makhnovtchina
Tes drapeaux sont noirs dans le vent
Ils sont noirs de notre peine
ils sont rouges de notre sang



А вообще я в свое время бывал в Гуляй-поле, набрал там горсть земли в бутылку, и отвёз ее в Париж, к месту, где нашел свое последнее пристанище прах Нестора Махно, на кладбище Пер-Лашез.

Эх люблю Парижик.

( В начале мая, когда весенний первый гром )